Участвовала тут в конце мая в забеге текстдрайвинга, пару текстов, тех, которые сегодня актуальнее обычного, перенесу сюда. Тем более, благодаря переменам, случившимся после, они прошли отличную проверку на прочность, оставшись настолько же актуальными, как в первый день. Значит - все верно.
Бывает так: в середине рабочего дня, на секунду отложив кисточку из рук в сторону, потянувшись, отводишь первый раз за час взгляд от того, что перед, озираешься неторопливым, бесцельным взглядом вокруг и вдруг, непредвиденно, обнаруживаешь: огромной, зияющей, черной дыры внутри тебя больше нет.
И самое странное в этом то, что до этой самой секунды осознания, что ее больше нет, о том, что всё это время она была рядом, ты не подозревал.
Представьте: вы слепы от рождения. Но о том, что может быть по-другому, вы не догадываетесь – вы слышите истории, даже иногда верите, что, наверное, да, упускаете что-то важное. Но вам слишком не с чем сравнить, чтобы осознать хотя бы на микроскопическую долю, насколько.
И вот, по локти и с головой в красителях, в фартуке бесполезном, под которым каким-то немыслимым образом всё равно вся одежда всегда - в муке, в шоколаде, клее, крахмале, кусочках мастики, а также в тьме блесток, таких, будто ты изо дня в день готовишься праздновать новый год ближе к полуночи (наверное, не помнишь точную дату, а потому пытаешься всегда быть наготове), ты вдруг с удивлением понимаешь, что, оказывается, полжизни тебя сопровождала бесформенная, бездонная пустота где-то внутри, которая пряталась чуть под сердцем, ближе к солнечному сплетению – и среди всех пустот, которые сопровождают человека по жизни и которые он отчаянно, всеми способами пытается заполнять, эта - единственная оставалась все это время тобой не замечена.
Я прилежно затыкала всем, что попадалось на пути остальные пустоты – потребность в любви, в защищенности, в учебе, отдыхе, в красоте, впечатлениях и тысячи еще - и продолжала их заполнять, забивать всем подряд сверхнеобходимого, потому что просто не понимала, что тянут на дно не они.
Вот ты ищешь что-то всю жизнь, не зная даже, что именно. Ищешь, не до конца веря, что конечный пункт назначения вообще существует. Потому что, казалось бы: тебя окружают любимые люди, ты здоров, ты сыт, ты живешь в месте, которое тебе нравится, ты путешествуешь, любишь, находишь друзей, у тебя есть, наконц, пусть и не так давно, любимое дело…
Ну, то есть, как. У тебя есть любимое дело, и тебе кажется, что ты занимаешься им достаточно полно. Не подозревая, что на самом деле это «достаточно полно» оказывается ворохом листьев салата, подброшенным на обед человеку, который, так сложилось, за 27 лет не успел ни разу поесть. Ну, знаете, как это бывает.
На деле же потребность проявить себя в деятельности, в ежедневной пресловутой самоактуализации оказывается настолько немыслимо неудовлетворена, что всё остальное просто перестает имет какое-либо значение.
И вот вдруг до тебя доходит, что каким-то оброзом это случилось само сабой, пока ты на полсекунды отвлекся – и последствием оказался тот факт, что ты, внезапно и полноценно, счастлив. Что ты полон. Впервые. И впервые ты понимаешь, что полжизни силы у тебя отнимала именно эта пропасть. Пропасть отсутсвия смысла, твоего смысла.
В знаете, вы слышали про всё это – про юнговскую потребность в раскрытии Самости, глубнной этой творческой сущности, про то, что, кажется, где-то там на верхушке пирамиды Маслоу есть это странная штука – потребность в самоактуализации. Но где-то очень-очень высоко, и зачем даже так высоко всматриваться – до нее еще столько ступеней, там же, кажется, и любовь, и познание, и эстетические потребности, и еще черт знает что прежде.
И я это все слышала. Но, никогда не сталкиваясь, слышала я это так, как слепой с рождения человек слышит описание цвета неба – он слышит и верит: да, хорошо, небо синее. Я знаю, что это значит, что небо такое, какое любимое платье у моей мамы, и море синее, и еще машина у наших соседей синяя, незабудки – синие, и руки у человека бывают синие, если мерзнут. Они все – синие. Я слышал.
Он слышал, но это не говорит ему ровным счетом ни о чем.
До тех пор, пока однажды он не открывает глаза и не видит: небо – рассветное, розово-желтое, с невыносимо-оранжевым, почти готовым снова слепить, солнцем, с перьями облаков серо-персиковвх, со стаями птиц, движением, ветром и неспрятавшимся полумесяцем луны, слегка отсвечивающим, наконец, голубым.
Пока не видит – платье, потрепанное, заштопанное, домашнее, когда-то бывшее синим, но полинявшее до зеленовато-серого, с разномастными пуговицами и потерянным поясом.
И незабудки на столе – ровно такие, какими представлялись по запаху.
И вот я хожу второй месяц этим самым самым человеком с открывшимися глазами, обнаружив, что пирамида без этой самой верхушки – все равно, что пазл на пять тысяч деталей, который ты мучительно собираешь ночами, а потом обнаруживаешь, что потерял единственную детальку – центральную.И вот, нашел.
Ну, вы знаете.
Бывает.
